LynX
Пользователь
1. Преамбула
Долгое время я совершенно сознательно не выпускал обзор данного законопроекта. Способствовала тому весьма сложная история скандалов, интриг и расследований, сопутствующих разработке и продвижению данного законопроекта. Безусловно, этот увлекательный сюжет заслуживает своего места в анналах истории и, вполне возможно, этому будет посвящена отдельная статья. На текущей же момент, абстрагируясь от вопросов политического плана и личностных разборок (спойлер: увы, на 100% это у меня не получится), хочется погрузиться непосредственно в предлагаемые модели банкротства и осмыслить их жизнеспособность как таковую.
С текстом законопроекта можно ознакомиться здесь. Разумеется, обзор столь объемного документа трудно уместить в короткий текст, так что мы сосредоточимся на предлагаемой модели оплаты труда арбитражных управляющих и тому, что с этим непосредственного связано.
Осторожно: много букв
2. Экономика труда как она есть
А. Итак, искомый законопроект изначально подавался под соусом «Закон о банкротстве в принципе плох, нам нужны системные поправки». В дальнейшем на прошедшей в учебном центре «Интерфакс» конференции 06.12.2018г. были озвучены следующие тезисы: «Мы не можем просить что-то у кредиторов, не предлагая ничего взамен. Единственное, что мы можем предложить – сокращать сроки проведения процедур». Это если не дословная, то практически дословная цитата.
Разумеется, на уровне абстракции тезис № 1 безусловно верен. Закон должен быть результатам общественного компромисса, а любой контракт должен быть взаимовыгоден. Однако на практике взаимосвязь интересов причастных к делу сторон имеет намного более тесную взаимосвязь, чем кажется на первый взгляд. Поясню на примере. Для пущей наглядности посмотрим на ситуацию с точки зрения классического юридического консалтинга.
Б. Итак, есть заказчик (доверитель) и исполнитель (юрист). Есть проект-долгострой. Заранее точно неизвестно, какой объем часов он займет. О чем в первую очередь пойдет диалог? При правильной постановке вопроса – о ценности проекта для доверителя. Как правило необходимость вступления кредитора в дело о банкротстве – результат рискованного и/или непродуманного кредитования тех или иных субъектов. То есть кредитор, будучи профессиональным участником рынка (если речь о системных кредиторах – то вряд ли их можно назвать иначе), пошел на ту или иную сделку, осознавая или не осознавая риски, о которых он не мог не знать. То есть риск невозрата денежных средств и бремя несения расходов по возврату лежит именно на нём[1].
Осознавая эту ситуацию, разумный и добросовестный юрист будет вести речь об авансе. Потому что любое неавансированное мероприятие сильно рискует быть не оплаченным вовсе. Среди управляющих ходит такая фраза: «Есть три типа денег – наличные, безналичные и обещанные; мы работаем за обещанные». А, как известно, «обещать жениться» и «действительно жениться» – это не одно и то же.
Вообще, соотношение аванса и премии в процентном отношении друг к другу – есть ни что иное как распределение уровня доверия, рисков и ответственности между заказчиком и исполнителем. Чем выше аванс – тем выше уровень доверия исполнителю со стороны заказчика. Чем выше премия – тем выше уровень доверия заказчику со стороны исполнителя. Что делать, когда обе стороны не очень-то доверяют друг другу? Разумеется, устанавливать некое соотношение авансовой и премиальной части. Концептуально ныне действующая модель оплаты труда управляющих данному тезису соответствует.
В. Далее возникает ещё более интересный вопрос, который можно сформулировать так: эффективно ли для работодателя ухудшение условий труда работника? Разумеется, в условияхXIX века, когда труд в массе своей был не особо квалифицированным, текучка – высокой, а нехватки желающих не наблюдалась – промышленники придерживались принципа жесткой эксплуатации. Карл Маркс писал об этом так: «Чрезмерно долгая продолжительность рабочего дня при капиталистическом производстве не только ухудшает производительность работников, отнимая у них саму возможность нормального морально-физического развития, но также вызывает преждевременное истощение и смерть этих самых работников». А Генри Форд в 1914 году совершил немыслимое для американского промышленника: сократил рабочий день с 9-ти до 8-ми часов и одновременно поднял зарплату с 3 до 5 долларов за смену, привлекая к себе самых квалифицированных механиков. И когда всего за два года прибыль Ford Motor Company выросла в два раза – над Генри уже никто не смеялся.
Г. Так вот к чему я все это рассказываю?
Современные управляющие поставлены далеко не в самые лучшие условия труда. Бесконечные контролеры, жалобы, иски. Безумное количество времени уходит на доказывание, «что ты не верблюд». И ведь нельзя сказать, что защита и самозащита прав управляющих не дает результатов. Дает. Но время, силы и нервы – таки ресурс ограниченный, и для основной задачи – пополнение конкурной массы – их зачастую уже не очень-то и остаётся. Статистика подтверждает (см. стр. 25 заключения) – нынешняя система контроля за управляющими ориентирована на формирование правильность отчетности – но никак не на эффективную работу с конкурсной массой.
Отсутствие гарантированной ежемесячной оплаты труда вынуждает искать иные источники финансирования текущих расходов (содержание статуса АУ, офиса, фонд заработной платы и пр.). Порой это смежный или не очень бизнес, порой – весьма сомнительные схемы. В любом случае – это отвлечение от основного вида деятельности. Отсюда снижение производительности и повышенный риск ошибок.
3. Бесконечность – не предел
Один из самых растиражированных мифов о банкротстве – это миф о низкой эффективности по возврату долгов в процедурах банкротства. На бумаге оно, конечно, так, но статистика упускает из виду как минимум девять факторов, объективно влияющих на удовлетворяемость требований и в то же время объективно не устанавливаемых.
Со сроками – та же история. Попробуем выделить основные причины затягивания процедур банкротства:
1) скорость проведения процедуры наблюдения. Решение давно известно и единогласно поддержано всеми сторонами – процедуру убрать, оставив возможность её введения только в одном случае (предоставление должником доказательств потенциально возможности восстановления платежеспособности). Возможно даже – отдельным законопроектом, потому как ныне проектируемая процедура реструктуризации долгов организаций – нагромождение лозунгов, сопровождаемое сменой вывески при полном отсутствии конкретного новаторского инструментария.
2) скорость получения ответов на запросы управляющего – не смотря специальный характер Закона о банкротства и довольно жесткую ответственность по ч. 4 ст. 14.13 КоАП РФ – ответы на запросы приходят через пень-колоду, зачастую – со ссылками на то, что по «внутренним» законам\инструкциям управляющему ничего давать не положено, а привлекать к административной ответственности правоохранительные органы не спешат. Хотя состав правонарушения – один и самых простейших. Разумеется, здесь в идеале электронные запросы и ответы (спойлер: это реально делается и без нац.объединения СРО АУ, как это, например, реализовано в системе «Мой арбитр»), но для начала хотя бы научить адресатов адекватно отвечать на бумажные запросы, расширить перечень предоставляемых управляющему сведений – потому как положения Закона о банкротстве о запросах управляющих не очень-то соответствуют тем задачам, которые ставятся в иных положениях данного Закона, не позволяют получить необходимые данные.
3) скорость установления требований кредиторов. По этому поводу есть отдельный законопроект (обзор здесь и здесь), поэтому надолго останавливаться здесь не буду. Отмечу того, что пока весьма спорно – ускорится в результате процесс установления требований кредиторов или нет.
4) скорость оспаривания сделок должника. Напрямую вряд ли получится ускорить данный процесс, косвенно – снижением нагрузки на суд. В том числе и путем введенияупрощенной досудебной процедуры банкротства граждан. Потому как спрос на эту тему велик, а Минэкономразвития до сих пор «изобретает велосипед».
5) скорость оценки имущества должника. Закон о банкротстве в текущей редакции требует оценки всего и вся. А между тем, например, дебиторскую задолженность можно оценивать по номиналу. Дороже она всё равно не стоит.
6) скорость проведения торгов. Не секрет, что эффективность первых и вторых торгов – всего 4%. Времени же и ресурсов на проведение данных мероприятий затрачивается изрядно. Торги по голландской системе – публичное предложение с поэтапным снижением цены и ценовой конкуренцией поступающих заявок – это в Законе уже прописано. И даже законопроект соответствующий уже имеется – правда, пока кочует где-то в недрах Правительства РФ.
7) бурная активность самих должников и кредиторов по затягиванию процедур банкротства. Крайне болезненный фактор, единственное ныне известное «лекарство» от которого – «карательные» судебные расходы (гос.пошлина, представители), не очень охотно применяемое судами.
8) бухгалтерская и налоговая отчетность – очевидно, что требуется только в одном случае: если должник продолжает осуществлять хозяйственную деятельность. В остальных случаях (а таких большинство), большее количество информации, чем в отчетах арбитражного управляющего, где-то ещё почерпнуть сложно.
9) процедура снятия арестов с имущества должника – в одном из законопроектов предлагать детально регламентировать данную процедуру, дабы исключить малейшее её недопонимание правоприменителем. Увы. Пока же ситуация наглядно описывается фразой «каждый суслик в своем поле агроном». Суды общей юрисдикции, следователи и прочие должностные лица так и норовят наложить арест на имущество должника, а доказывать необходимость снятия арестов – задача нетривиальная.
10) скорость самих управляющих, подгоняемых кнутами жалоб, административных разбирательств, убытков и уменьшением вознаграждения.
Приведенный перечень факторов не является исчерпывающим, однако призван показать, что проблема сроков проведения процедуры – очень и очень комплексная. При этом основная часть заявленных болевых точек хорошо известна и в большей степени бесспорна.
4. «Амбула»[2]
А. Итак, как же законопроект Скрипичникова предлагает решать проблему сроков проведения процедуры? Одной единственной мерой – практически полной отменой фиксированного вознаграждения арбитражных управляющих. Только в исключительных случаях и только на усмотрение суда. Практикующие юристы не дадут соврать: сочетание данных слов означает «практически никогда».
Б. Фиксированное же вознаграждение управляющих предлагается установить по принципу «средней температуры по больнице, включая гнойное и морг», а выплачивать только по завершению процедур банкротства. Далее сам автор путается, каким образом увеличивать вознаграждение управляющего – то ли исключительно по решению собрания кредиторов (абзац 8 пункта 2 статьи 12 Закона о банкротстве в предложенной редакции), то ли по решению суда, принятому по ходатайству собрания кредиторов либо иных участвующих в деле лиц (пункт 5 статьи 20.7 Закона о банкротстве в предложенной редакции). Так же суд может и уменьшить вознаграждение по ходатайству лиц, участвующих в деле, исходя из «явной несоразмерности проделанной арбитражным управляющим работе».
Таким образом простор для судейского усмотрения предусмотрен прямо-таки широчайший, а критерии усмотрения – прописаны чуть более, чем никак. Разумеется, предложенные в проекте суммы – 400 т.р. за наблюдение и 1 млн.руб. за конкурсное производство – мало кого устроят, тем более, что их необходимо вносить на депозит суда. Неизбежно возникнет множество споров о том, «что так дорого» (в большинстве случаев) и «что так мало» (для крупных процедур), а как показывает практика взыскания судебных расходов на представителей, неустоек и компенсации морального вреда – российские суды сложно назвать щедрыми в данных вопросах. Так что поводов для позитива на самом деле мало.
Тем более, что ныне для уменьшения размера вознаграждения арбитражного управляющего необходимы серьёзные основания – необоснованные расходы, совершение недействительных сделок, причинение убытков, фактическое уклонение от исполнения обязанностей управляющего (пункт 5 Постановления Пленума ВАС РФ от 25.12.2013 N 97 «О некоторых вопросах, связанных с вознаграждением арбитражного управляющего при банкротстве»). Теперь же предлагается оценивать исключительно пресловутую «явную несоразмерность проделанной арбитражным управляющим работе».
Разумеется, и ныне действующую модель вознаграждения управляющих сложно назвать идеальной, но ведь фактически предлагается совершить огромный скачок назад, отказавшись от неидеальных, но более-менее понятных конструкций к бесконечному судейскому усмотрению.
В. К недостаткам действующей модели можно отнести отсутствие гарантированного ежемесячного вознаграждения (об этом подробно ранее останавливался в пункте 2 настоящей заметки), однако законопроектом предлагается «легализовать то, что и так есть». Аргумент весьма сомнительный – так можно, например, пытки в колониях легализовать или коррупцию на гос.закупках. Все-таки не всякое де-факто должно становится де-юре. И по сути предложено закреплять недостатки Закона, а не устранять их.
Г. Впрочем, в качество главного плюс законопроекта презентуется увеличение процентного вознаграждения – от ныне 3-7% до 10%. Здесь необходимо обратить внимание на следующее.
Во-первых, по субсидиарной ответственности не так давно было установлено процентное вознаграждение управляющих в размере аж 30%, «от души». Все бы ничего, если бы даже официальная статистика АСВ не показывал эффективность взыскания долгов по субсидиарке в районе 1% от номинала взысканных сумм. То есть чуть больше нуля. А что 7%, что 10%, что 30% от нуля – равно нулю. Простая математика. Не стоит обольщаться.
Во-вторых, риторика относительно статуса национального объединения СРО АУ формируется буквально следующим образом: «Мы должны быть сильным проф.сообществом, но пока нет бюджета – мы толком ничего не можем сделать. Поэтому нам нужно фиксированное вознаграждение – по 500 тыс.руб. с каждой СРО в год плюс 2,5% от полученного каждым арбитражным управляющим вознаграждения». Двойные стандарты в действии. «Друзьям – все, врагам – закон», как говорил кто-то из лидеров фашистов в Италии – не то Бенито Муссолини, не то Франко Франсиско.
Необходимость указанной модели формирования бюджета нац.объединения объясняется ещё и так: «Законотворческая работа – это долго, дорого и без гарантий результата». Постойте, а разве в судебном процессе действуют иные принципы? Или снова речь о двойных стандартах?
Что ещё интереснее – несмотря на всё вышеописанное автор законопроекта искренне считает себя голосом профессионального сообщества арбитражных управляющих и их главным защитником.
Так ли это на самом деле – на данный вопрос предлагаю ответить уважаемому читателю.
Д. «Разумеется», с принятием законопроекта в предложенной редакции ответы на запросы сами напишутся, аресты снимутся, торги ускорятся... Все решится само собой, главное побольше «насолить» управляющим.
В каком месте законопроекта спрятана пресловутая системность – даже не спрашиваю. Ответ рискует стать сильно неприличным.
P.S. В завершение столь длинного текста предлагаю Вашему вниманию картинку от автора искомого законопроекта. В наличии самоиронии ему сложно отказать
[1] В случае с уполномоченным органом (налоговой службой) вопрос постановлен немного по другому – о качестве законодательства и качестве налогового администрирования.
[2] Автор заметки сознательно употребил данное слово для создания комического эффекта.
Долгое время я совершенно сознательно не выпускал обзор данного законопроекта. Способствовала тому весьма сложная история скандалов, интриг и расследований, сопутствующих разработке и продвижению данного законопроекта. Безусловно, этот увлекательный сюжет заслуживает своего места в анналах истории и, вполне возможно, этому будет посвящена отдельная статья. На текущей же момент, абстрагируясь от вопросов политического плана и личностных разборок (спойлер: увы, на 100% это у меня не получится), хочется погрузиться непосредственно в предлагаемые модели банкротства и осмыслить их жизнеспособность как таковую.
С текстом законопроекта можно ознакомиться здесь. Разумеется, обзор столь объемного документа трудно уместить в короткий текст, так что мы сосредоточимся на предлагаемой модели оплаты труда арбитражных управляющих и тому, что с этим непосредственного связано.
Осторожно: много букв
2. Экономика труда как она есть
А. Итак, искомый законопроект изначально подавался под соусом «Закон о банкротстве в принципе плох, нам нужны системные поправки». В дальнейшем на прошедшей в учебном центре «Интерфакс» конференции 06.12.2018г. были озвучены следующие тезисы: «Мы не можем просить что-то у кредиторов, не предлагая ничего взамен. Единственное, что мы можем предложить – сокращать сроки проведения процедур». Это если не дословная, то практически дословная цитата.
Разумеется, на уровне абстракции тезис № 1 безусловно верен. Закон должен быть результатам общественного компромисса, а любой контракт должен быть взаимовыгоден. Однако на практике взаимосвязь интересов причастных к делу сторон имеет намного более тесную взаимосвязь, чем кажется на первый взгляд. Поясню на примере. Для пущей наглядности посмотрим на ситуацию с точки зрения классического юридического консалтинга.
Б. Итак, есть заказчик (доверитель) и исполнитель (юрист). Есть проект-долгострой. Заранее точно неизвестно, какой объем часов он займет. О чем в первую очередь пойдет диалог? При правильной постановке вопроса – о ценности проекта для доверителя. Как правило необходимость вступления кредитора в дело о банкротстве – результат рискованного и/или непродуманного кредитования тех или иных субъектов. То есть кредитор, будучи профессиональным участником рынка (если речь о системных кредиторах – то вряд ли их можно назвать иначе), пошел на ту или иную сделку, осознавая или не осознавая риски, о которых он не мог не знать. То есть риск невозрата денежных средств и бремя несения расходов по возврату лежит именно на нём[1].
Осознавая эту ситуацию, разумный и добросовестный юрист будет вести речь об авансе. Потому что любое неавансированное мероприятие сильно рискует быть не оплаченным вовсе. Среди управляющих ходит такая фраза: «Есть три типа денег – наличные, безналичные и обещанные; мы работаем за обещанные». А, как известно, «обещать жениться» и «действительно жениться» – это не одно и то же.
Вообще, соотношение аванса и премии в процентном отношении друг к другу – есть ни что иное как распределение уровня доверия, рисков и ответственности между заказчиком и исполнителем. Чем выше аванс – тем выше уровень доверия исполнителю со стороны заказчика. Чем выше премия – тем выше уровень доверия заказчику со стороны исполнителя. Что делать, когда обе стороны не очень-то доверяют друг другу? Разумеется, устанавливать некое соотношение авансовой и премиальной части. Концептуально ныне действующая модель оплаты труда управляющих данному тезису соответствует.
В. Далее возникает ещё более интересный вопрос, который можно сформулировать так: эффективно ли для работодателя ухудшение условий труда работника? Разумеется, в условияхXIX века, когда труд в массе своей был не особо квалифицированным, текучка – высокой, а нехватки желающих не наблюдалась – промышленники придерживались принципа жесткой эксплуатации. Карл Маркс писал об этом так: «Чрезмерно долгая продолжительность рабочего дня при капиталистическом производстве не только ухудшает производительность работников, отнимая у них саму возможность нормального морально-физического развития, но также вызывает преждевременное истощение и смерть этих самых работников». А Генри Форд в 1914 году совершил немыслимое для американского промышленника: сократил рабочий день с 9-ти до 8-ми часов и одновременно поднял зарплату с 3 до 5 долларов за смену, привлекая к себе самых квалифицированных механиков. И когда всего за два года прибыль Ford Motor Company выросла в два раза – над Генри уже никто не смеялся.
Г. Так вот к чему я все это рассказываю?
Современные управляющие поставлены далеко не в самые лучшие условия труда. Бесконечные контролеры, жалобы, иски. Безумное количество времени уходит на доказывание, «что ты не верблюд». И ведь нельзя сказать, что защита и самозащита прав управляющих не дает результатов. Дает. Но время, силы и нервы – таки ресурс ограниченный, и для основной задачи – пополнение конкурной массы – их зачастую уже не очень-то и остаётся. Статистика подтверждает (см. стр. 25 заключения) – нынешняя система контроля за управляющими ориентирована на формирование правильность отчетности – но никак не на эффективную работу с конкурсной массой.
Отсутствие гарантированной ежемесячной оплаты труда вынуждает искать иные источники финансирования текущих расходов (содержание статуса АУ, офиса, фонд заработной платы и пр.). Порой это смежный или не очень бизнес, порой – весьма сомнительные схемы. В любом случае – это отвлечение от основного вида деятельности. Отсюда снижение производительности и повышенный риск ошибок.
3. Бесконечность – не предел
Один из самых растиражированных мифов о банкротстве – это миф о низкой эффективности по возврату долгов в процедурах банкротства. На бумаге оно, конечно, так, но статистика упускает из виду как минимум девять факторов, объективно влияющих на удовлетворяемость требований и в то же время объективно не устанавливаемых.
Со сроками – та же история. Попробуем выделить основные причины затягивания процедур банкротства:
1) скорость проведения процедуры наблюдения. Решение давно известно и единогласно поддержано всеми сторонами – процедуру убрать, оставив возможность её введения только в одном случае (предоставление должником доказательств потенциально возможности восстановления платежеспособности). Возможно даже – отдельным законопроектом, потому как ныне проектируемая процедура реструктуризации долгов организаций – нагромождение лозунгов, сопровождаемое сменой вывески при полном отсутствии конкретного новаторского инструментария.
2) скорость получения ответов на запросы управляющего – не смотря специальный характер Закона о банкротства и довольно жесткую ответственность по ч. 4 ст. 14.13 КоАП РФ – ответы на запросы приходят через пень-колоду, зачастую – со ссылками на то, что по «внутренним» законам\инструкциям управляющему ничего давать не положено, а привлекать к административной ответственности правоохранительные органы не спешат. Хотя состав правонарушения – один и самых простейших. Разумеется, здесь в идеале электронные запросы и ответы (спойлер: это реально делается и без нац.объединения СРО АУ, как это, например, реализовано в системе «Мой арбитр»), но для начала хотя бы научить адресатов адекватно отвечать на бумажные запросы, расширить перечень предоставляемых управляющему сведений – потому как положения Закона о банкротстве о запросах управляющих не очень-то соответствуют тем задачам, которые ставятся в иных положениях данного Закона, не позволяют получить необходимые данные.
3) скорость установления требований кредиторов. По этому поводу есть отдельный законопроект (обзор здесь и здесь), поэтому надолго останавливаться здесь не буду. Отмечу того, что пока весьма спорно – ускорится в результате процесс установления требований кредиторов или нет.
4) скорость оспаривания сделок должника. Напрямую вряд ли получится ускорить данный процесс, косвенно – снижением нагрузки на суд. В том числе и путем введенияупрощенной досудебной процедуры банкротства граждан. Потому как спрос на эту тему велик, а Минэкономразвития до сих пор «изобретает велосипед».
5) скорость оценки имущества должника. Закон о банкротстве в текущей редакции требует оценки всего и вся. А между тем, например, дебиторскую задолженность можно оценивать по номиналу. Дороже она всё равно не стоит.
6) скорость проведения торгов. Не секрет, что эффективность первых и вторых торгов – всего 4%. Времени же и ресурсов на проведение данных мероприятий затрачивается изрядно. Торги по голландской системе – публичное предложение с поэтапным снижением цены и ценовой конкуренцией поступающих заявок – это в Законе уже прописано. И даже законопроект соответствующий уже имеется – правда, пока кочует где-то в недрах Правительства РФ.
7) бурная активность самих должников и кредиторов по затягиванию процедур банкротства. Крайне болезненный фактор, единственное ныне известное «лекарство» от которого – «карательные» судебные расходы (гос.пошлина, представители), не очень охотно применяемое судами.
8) бухгалтерская и налоговая отчетность – очевидно, что требуется только в одном случае: если должник продолжает осуществлять хозяйственную деятельность. В остальных случаях (а таких большинство), большее количество информации, чем в отчетах арбитражного управляющего, где-то ещё почерпнуть сложно.
9) процедура снятия арестов с имущества должника – в одном из законопроектов предлагать детально регламентировать данную процедуру, дабы исключить малейшее её недопонимание правоприменителем. Увы. Пока же ситуация наглядно описывается фразой «каждый суслик в своем поле агроном». Суды общей юрисдикции, следователи и прочие должностные лица так и норовят наложить арест на имущество должника, а доказывать необходимость снятия арестов – задача нетривиальная.
10) скорость самих управляющих, подгоняемых кнутами жалоб, административных разбирательств, убытков и уменьшением вознаграждения.
Приведенный перечень факторов не является исчерпывающим, однако призван показать, что проблема сроков проведения процедуры – очень и очень комплексная. При этом основная часть заявленных болевых точек хорошо известна и в большей степени бесспорна.
4. «Амбула»[2]
А. Итак, как же законопроект Скрипичникова предлагает решать проблему сроков проведения процедуры? Одной единственной мерой – практически полной отменой фиксированного вознаграждения арбитражных управляющих. Только в исключительных случаях и только на усмотрение суда. Практикующие юристы не дадут соврать: сочетание данных слов означает «практически никогда».
Б. Фиксированное же вознаграждение управляющих предлагается установить по принципу «средней температуры по больнице, включая гнойное и морг», а выплачивать только по завершению процедур банкротства. Далее сам автор путается, каким образом увеличивать вознаграждение управляющего – то ли исключительно по решению собрания кредиторов (абзац 8 пункта 2 статьи 12 Закона о банкротстве в предложенной редакции), то ли по решению суда, принятому по ходатайству собрания кредиторов либо иных участвующих в деле лиц (пункт 5 статьи 20.7 Закона о банкротстве в предложенной редакции). Так же суд может и уменьшить вознаграждение по ходатайству лиц, участвующих в деле, исходя из «явной несоразмерности проделанной арбитражным управляющим работе».
Таким образом простор для судейского усмотрения предусмотрен прямо-таки широчайший, а критерии усмотрения – прописаны чуть более, чем никак. Разумеется, предложенные в проекте суммы – 400 т.р. за наблюдение и 1 млн.руб. за конкурсное производство – мало кого устроят, тем более, что их необходимо вносить на депозит суда. Неизбежно возникнет множество споров о том, «что так дорого» (в большинстве случаев) и «что так мало» (для крупных процедур), а как показывает практика взыскания судебных расходов на представителей, неустоек и компенсации морального вреда – российские суды сложно назвать щедрыми в данных вопросах. Так что поводов для позитива на самом деле мало.
Тем более, что ныне для уменьшения размера вознаграждения арбитражного управляющего необходимы серьёзные основания – необоснованные расходы, совершение недействительных сделок, причинение убытков, фактическое уклонение от исполнения обязанностей управляющего (пункт 5 Постановления Пленума ВАС РФ от 25.12.2013 N 97 «О некоторых вопросах, связанных с вознаграждением арбитражного управляющего при банкротстве»). Теперь же предлагается оценивать исключительно пресловутую «явную несоразмерность проделанной арбитражным управляющим работе».
Разумеется, и ныне действующую модель вознаграждения управляющих сложно назвать идеальной, но ведь фактически предлагается совершить огромный скачок назад, отказавшись от неидеальных, но более-менее понятных конструкций к бесконечному судейскому усмотрению.
В. К недостаткам действующей модели можно отнести отсутствие гарантированного ежемесячного вознаграждения (об этом подробно ранее останавливался в пункте 2 настоящей заметки), однако законопроектом предлагается «легализовать то, что и так есть». Аргумент весьма сомнительный – так можно, например, пытки в колониях легализовать или коррупцию на гос.закупках. Все-таки не всякое де-факто должно становится де-юре. И по сути предложено закреплять недостатки Закона, а не устранять их.
Г. Впрочем, в качество главного плюс законопроекта презентуется увеличение процентного вознаграждения – от ныне 3-7% до 10%. Здесь необходимо обратить внимание на следующее.
Во-первых, по субсидиарной ответственности не так давно было установлено процентное вознаграждение управляющих в размере аж 30%, «от души». Все бы ничего, если бы даже официальная статистика АСВ не показывал эффективность взыскания долгов по субсидиарке в районе 1% от номинала взысканных сумм. То есть чуть больше нуля. А что 7%, что 10%, что 30% от нуля – равно нулю. Простая математика. Не стоит обольщаться.
Во-вторых, риторика относительно статуса национального объединения СРО АУ формируется буквально следующим образом: «Мы должны быть сильным проф.сообществом, но пока нет бюджета – мы толком ничего не можем сделать. Поэтому нам нужно фиксированное вознаграждение – по 500 тыс.руб. с каждой СРО в год плюс 2,5% от полученного каждым арбитражным управляющим вознаграждения». Двойные стандарты в действии. «Друзьям – все, врагам – закон», как говорил кто-то из лидеров фашистов в Италии – не то Бенито Муссолини, не то Франко Франсиско.
Необходимость указанной модели формирования бюджета нац.объединения объясняется ещё и так: «Законотворческая работа – это долго, дорого и без гарантий результата». Постойте, а разве в судебном процессе действуют иные принципы? Или снова речь о двойных стандартах?
Что ещё интереснее – несмотря на всё вышеописанное автор законопроекта искренне считает себя голосом профессионального сообщества арбитражных управляющих и их главным защитником.
Так ли это на самом деле – на данный вопрос предлагаю ответить уважаемому читателю.
Д. «Разумеется», с принятием законопроекта в предложенной редакции ответы на запросы сами напишутся, аресты снимутся, торги ускорятся... Все решится само собой, главное побольше «насолить» управляющим.
В каком месте законопроекта спрятана пресловутая системность – даже не спрашиваю. Ответ рискует стать сильно неприличным.
P.S. В завершение столь длинного текста предлагаю Вашему вниманию картинку от автора искомого законопроекта. В наличии самоиронии ему сложно отказать
[1] В случае с уполномоченным органом (налоговой службой) вопрос постановлен немного по другому – о качестве законодательства и качестве налогового администрирования.
[2] Автор заметки сознательно употребил данное слово для создания комического эффекта.